Федайи
29.03.2009, 22:25
К вечеру в Москве стало прохладно. Черкизовский рынок медленно пустел. Городские голуби клевали брошенную кожуру от семечек; рядом в облеванной урне копошился маленький благоухающий человечек; где-то за углом слышалась вьетнамская речь.
У магазина "Техника" стоял мальчик невысокого роста и пристально вглядывался в витрину. Там, за прозрачным окном, словно строй бравых солдат, стояли в ряд телевизоры, на каждом из которых картинка выдавала аккуратный зеленый газон и желтые сидения огромного стадиона. Это были "Лужники" за полчаса до начала матча.
Парфис, так звали невысокого мальчика, заворожено смотрел на поле и чувствовал, как бегут мурашки по коже его рук. Ту же гамму чувств он испытывал глядя на это же поле, когда прошлым летом здесь играла его любимая команда — "Манчестер Юнайтед". На матч он, конечно же, не попал, но осознание того, что его кумиры находятся в одном с ним городе, доводило его до восторга и отчаяния одновременно. Парфис был сыном гастарбайтера из Азербайджана, и, чтобы попасть на тот матч, его отцу пришлось бы работать всю жизнь и еще немножко.
Сегодня в Москву прилетела еще одна любимая команда Парфиса – сборная Азербайджана. Именно игры этой команды ждал маленький мальчик, стоя у витрины и от холода побивая мысы кроссовок о пятки.
Мальчик был не единственным ребенком в семье. Еще была девочка – Гюльнара, депортированная на историческую родину, вместе с горсткой несчастных, и старший сын – Рахман, красивший обратную сторону бутырских плинтусов за разбойное нападение. Отец Парфиса – Ариф лежал дома со сломанными ребрами и выбитыми зубами – итог неудачной встречи с представителями местных субкультур. Вообще-то, Арифу нужно было лечь в больницу, но туда без прописки не принимают, да и в лишнем "светтинге" перед московской милицией отец семейства не то, чтобы особо нуждался.
Парфис подышал на руки, потом на стекло, растер его и продолжал жадно впитывать всю исходящую информацию. Пока на экране шла реклама. Вдруг, чья-то тяжелая рука легла на плечо мальчика – "Милиция!" — первое, что подумалось Парфису, но, повернувшись, он увидел перед собой старика с неестественно белыми волосами, копной висящими из-под огромной фетровой шляпы. Тело старика закрывала куртка-хаки, а черные кожаные штаны были заправлены в высокие коричневые сапожки. Надо сказать, что выглядел он, словно сошедший с пиндосских "мэгезинов" Дядя Сэм. Добрые серые глаза смотрели на Парфиса свысока, а уголочек тонких губ касалась едва заметная усмешка. От него веяло и теплом, и чем-то сырым, безжизненным. Такой запах бывает, когда входишь в подвал или склеп.
— Здравствуй, Парфис, — сказал, улыбнувшись, старик.
Мальчик, которому папа запретил разговаривать с любыми незнакомыми русскими, поначалу хотел убежать, но с тоской посмотрев на экран, где уже бегали, разминаясь, футболисты, остановился в замешательстве.
— Что, любишь футбол? – спросил, глядя на экран, "Дядя Сэм".
Парфис с трудом говорил по-русски, но понимал все – он кивнул.
— Я тоже люблю, — подмигнул старик и продолжил, — футбол – великая игра, безусловно, хотя, по мне, так гладиаторские бои были поинтереснее, правда?
Мальчик снова промолчал, он никогда не слышал о гладиаторских боях, но какими бы они интересными не были, ни за что не променял бы их на футбол. Ах, футбол! Хотя бы раз увидеть вживую игроков. Хотя бы раз очутиться там, среди этих счастливчиков, наблюдавших за матчем с трибун. Мечты-мечты…
— Парфис, послушай, а хотел бы ты оказаться на этом матче? – старик показал рукой в сторону телевизоров.
Что за вопрос?! Конечно, Парфис хотел бы там оказаться, да он бы отдал все, лишь бы побывать там, хоть на минуту, хоть на миг. Но это невозможно. У Парфиса нет билета и денег на билет. И вряд ли когда-нибудь будут. Скорей всего он закончит, как и его брат или отец. В тюрьме или на кровати.
— Да, ата*, хотель би, но я нимагу.
— Почему?
— У миня нэт ахчи* и папам тоже не пустит миня.
— Парфис, а ты пообещаешь мне кое-что, если я проведу тебя на футбол?
— Все, что захотите, — глаза мальчика загорелись.
— Пообещай мне, что никогда-никогда ты не станешь оскорблять народ, в гостях у которого ты сейчас и также никогда, чтобы не произошло и не случилось, ты не забудешь свою родину.
Парфис мало, что понял из слов старика, говоря по-честному, он не понял ничего, да и был готов пообещать все на свете, лишь бы оказаться на матче.
— Я обещаю, обещаю, ата. Я клянусь, — сказал мальчик.
— Ну, что ж, хорошо, — довольно заулыбался старик. – А теперь, закрой глаза.
Парфис закрыл глаза, сердце его билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди и ускакать в Баку. Мальчик ничего не ощутил, только легкий толчок, а затем оглушительный шум, сопровождаемый: "Ну?! Бля-я-я!!!" (Удар Аршавина). Парфис сначала посмотрел налево – там были люди, потом направо – и там были люди; впереди, сзади, вокруг, везде – люди, люди, люди. Мальчик сильно испугался, но, подняв глаза, увидел игроков в бордовой и белой формах. Он был на футболе. На живом футболе! Страх ушел, словно нелегал от милиции. Он щипал себя, кусал язык, трогал соседей, боясь, что они не настоящие, а воздушные, как во сне. Но люди были настоящие – это подтвердило недовольное: "Ты че, хачонок?" лысоватого соседа Парфиса по трибуне – в ответ на прикосновение.
Внезапно, переполненный стадион загудел, да так, что Парфис прикрыл руками уши. А затем, практически под завязку заполненные "Лужники" взорвались. Тысячи ртов в унисон, смешивая "ура" с "бля", обнимаясь, топая, прыгая, бились в каком-то первобытном экстазе. Парфис, еле удерживаясь на ногах, смотрел на поле, где Роман Павлюченко, одаряя всех своей лондонской улыбкой, принимал поздравления от партнеров. Только что, он забил гол со штрафного, во многом благодаря "отменной" игре на линии вратаря Азербайджана.
Парфис тоже радовался со всеми. Он не мог не радоваться, ведь он был на футболе. И для него сегодня именно футбол был любимой командой. Сегодня он болел за футбол. Без пафоса и искренне по-детски.
Потом игра продолжилась, за ней последовал перерыв, в котором смешались и поход в туалет, и поедание бутербродов. Затем второй тайм. Мальчик смотрел на все это с восхищением. Он не понимал, как эти люди могут считать себя несчастливыми, если в любое время имеют возможность попасть на стадион. Ему, Парфису, совсем ничего не надо, лишь бы пускали на футбол и еще, разбудили маму, а то она уже лет шесть спит, никак не может проснуться.
Второй гол – и уже не такая оголтелая радость, но все же, Парфис ощущает это прекрасное чувство единения. Он был одним из них. "Я с вами" — повторял про себя мальчик — "Я – с вами".
Теперь больше всего на свете, Парфис боялся финального свистка. 90 минут – как же это мало. Почему они не играют весь день, чтобы он мог еще на них смотреть. Парфис смотрел на судью, на табло. Минуты летели, словно птицы над памятником Бюль-Бюль Оглы, матч заканчивался.
Арбитр поднес свисток к губам и…
Парфис вновь очутился перед телевизорами, которые передавали рукопожатия футболистов, полупустой стадион и счет на табло (2:0). Мальчик огляделся. Рядом никого не было. Старик исчез. Парфис потрогал себя, посмотрел на снег – ничьих следов, кроме своих дырявых кроссовок, он не увидел. "Неужели ничего не было", подумалось Парфису. Он снова посмотрел на телевизоры. Там показывали трибуны. Вдруг, оператор взял крупным планом маленького мальчика, в котором, не веря своим глазам, Парфис узнал себя. Мальчик боязливо оглядывался по сторонам, а потом, заметив, что его снимают, отчетливо посмотрел на Парфиса и помахал. Потом он указал пальцем в сторону табло – там большими красными буквами было написано: "Прощай, Парфис".
* ата, ахчи - отец, деньги (перевод автора)
У магазина "Техника" стоял мальчик невысокого роста и пристально вглядывался в витрину. Там, за прозрачным окном, словно строй бравых солдат, стояли в ряд телевизоры, на каждом из которых картинка выдавала аккуратный зеленый газон и желтые сидения огромного стадиона. Это были "Лужники" за полчаса до начала матча.
Парфис, так звали невысокого мальчика, заворожено смотрел на поле и чувствовал, как бегут мурашки по коже его рук. Ту же гамму чувств он испытывал глядя на это же поле, когда прошлым летом здесь играла его любимая команда — "Манчестер Юнайтед". На матч он, конечно же, не попал, но осознание того, что его кумиры находятся в одном с ним городе, доводило его до восторга и отчаяния одновременно. Парфис был сыном гастарбайтера из Азербайджана, и, чтобы попасть на тот матч, его отцу пришлось бы работать всю жизнь и еще немножко.
Сегодня в Москву прилетела еще одна любимая команда Парфиса – сборная Азербайджана. Именно игры этой команды ждал маленький мальчик, стоя у витрины и от холода побивая мысы кроссовок о пятки.
Мальчик был не единственным ребенком в семье. Еще была девочка – Гюльнара, депортированная на историческую родину, вместе с горсткой несчастных, и старший сын – Рахман, красивший обратную сторону бутырских плинтусов за разбойное нападение. Отец Парфиса – Ариф лежал дома со сломанными ребрами и выбитыми зубами – итог неудачной встречи с представителями местных субкультур. Вообще-то, Арифу нужно было лечь в больницу, но туда без прописки не принимают, да и в лишнем "светтинге" перед московской милицией отец семейства не то, чтобы особо нуждался.
Парфис подышал на руки, потом на стекло, растер его и продолжал жадно впитывать всю исходящую информацию. Пока на экране шла реклама. Вдруг, чья-то тяжелая рука легла на плечо мальчика – "Милиция!" — первое, что подумалось Парфису, но, повернувшись, он увидел перед собой старика с неестественно белыми волосами, копной висящими из-под огромной фетровой шляпы. Тело старика закрывала куртка-хаки, а черные кожаные штаны были заправлены в высокие коричневые сапожки. Надо сказать, что выглядел он, словно сошедший с пиндосских "мэгезинов" Дядя Сэм. Добрые серые глаза смотрели на Парфиса свысока, а уголочек тонких губ касалась едва заметная усмешка. От него веяло и теплом, и чем-то сырым, безжизненным. Такой запах бывает, когда входишь в подвал или склеп.
— Здравствуй, Парфис, — сказал, улыбнувшись, старик.
Мальчик, которому папа запретил разговаривать с любыми незнакомыми русскими, поначалу хотел убежать, но с тоской посмотрев на экран, где уже бегали, разминаясь, футболисты, остановился в замешательстве.
— Что, любишь футбол? – спросил, глядя на экран, "Дядя Сэм".
Парфис с трудом говорил по-русски, но понимал все – он кивнул.
— Я тоже люблю, — подмигнул старик и продолжил, — футбол – великая игра, безусловно, хотя, по мне, так гладиаторские бои были поинтереснее, правда?
Мальчик снова промолчал, он никогда не слышал о гладиаторских боях, но какими бы они интересными не были, ни за что не променял бы их на футбол. Ах, футбол! Хотя бы раз увидеть вживую игроков. Хотя бы раз очутиться там, среди этих счастливчиков, наблюдавших за матчем с трибун. Мечты-мечты…
— Парфис, послушай, а хотел бы ты оказаться на этом матче? – старик показал рукой в сторону телевизоров.
Что за вопрос?! Конечно, Парфис хотел бы там оказаться, да он бы отдал все, лишь бы побывать там, хоть на минуту, хоть на миг. Но это невозможно. У Парфиса нет билета и денег на билет. И вряд ли когда-нибудь будут. Скорей всего он закончит, как и его брат или отец. В тюрьме или на кровати.
— Да, ата*, хотель би, но я нимагу.
— Почему?
— У миня нэт ахчи* и папам тоже не пустит миня.
— Парфис, а ты пообещаешь мне кое-что, если я проведу тебя на футбол?
— Все, что захотите, — глаза мальчика загорелись.
— Пообещай мне, что никогда-никогда ты не станешь оскорблять народ, в гостях у которого ты сейчас и также никогда, чтобы не произошло и не случилось, ты не забудешь свою родину.
Парфис мало, что понял из слов старика, говоря по-честному, он не понял ничего, да и был готов пообещать все на свете, лишь бы оказаться на матче.
— Я обещаю, обещаю, ата. Я клянусь, — сказал мальчик.
— Ну, что ж, хорошо, — довольно заулыбался старик. – А теперь, закрой глаза.
Парфис закрыл глаза, сердце его билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди и ускакать в Баку. Мальчик ничего не ощутил, только легкий толчок, а затем оглушительный шум, сопровождаемый: "Ну?! Бля-я-я!!!" (Удар Аршавина). Парфис сначала посмотрел налево – там были люди, потом направо – и там были люди; впереди, сзади, вокруг, везде – люди, люди, люди. Мальчик сильно испугался, но, подняв глаза, увидел игроков в бордовой и белой формах. Он был на футболе. На живом футболе! Страх ушел, словно нелегал от милиции. Он щипал себя, кусал язык, трогал соседей, боясь, что они не настоящие, а воздушные, как во сне. Но люди были настоящие – это подтвердило недовольное: "Ты че, хачонок?" лысоватого соседа Парфиса по трибуне – в ответ на прикосновение.
Внезапно, переполненный стадион загудел, да так, что Парфис прикрыл руками уши. А затем, практически под завязку заполненные "Лужники" взорвались. Тысячи ртов в унисон, смешивая "ура" с "бля", обнимаясь, топая, прыгая, бились в каком-то первобытном экстазе. Парфис, еле удерживаясь на ногах, смотрел на поле, где Роман Павлюченко, одаряя всех своей лондонской улыбкой, принимал поздравления от партнеров. Только что, он забил гол со штрафного, во многом благодаря "отменной" игре на линии вратаря Азербайджана.
Парфис тоже радовался со всеми. Он не мог не радоваться, ведь он был на футболе. И для него сегодня именно футбол был любимой командой. Сегодня он болел за футбол. Без пафоса и искренне по-детски.
Потом игра продолжилась, за ней последовал перерыв, в котором смешались и поход в туалет, и поедание бутербродов. Затем второй тайм. Мальчик смотрел на все это с восхищением. Он не понимал, как эти люди могут считать себя несчастливыми, если в любое время имеют возможность попасть на стадион. Ему, Парфису, совсем ничего не надо, лишь бы пускали на футбол и еще, разбудили маму, а то она уже лет шесть спит, никак не может проснуться.
Второй гол – и уже не такая оголтелая радость, но все же, Парфис ощущает это прекрасное чувство единения. Он был одним из них. "Я с вами" — повторял про себя мальчик — "Я – с вами".
Теперь больше всего на свете, Парфис боялся финального свистка. 90 минут – как же это мало. Почему они не играют весь день, чтобы он мог еще на них смотреть. Парфис смотрел на судью, на табло. Минуты летели, словно птицы над памятником Бюль-Бюль Оглы, матч заканчивался.
Арбитр поднес свисток к губам и…
Парфис вновь очутился перед телевизорами, которые передавали рукопожатия футболистов, полупустой стадион и счет на табло (2:0). Мальчик огляделся. Рядом никого не было. Старик исчез. Парфис потрогал себя, посмотрел на снег – ничьих следов, кроме своих дырявых кроссовок, он не увидел. "Неужели ничего не было", подумалось Парфису. Он снова посмотрел на телевизоры. Там показывали трибуны. Вдруг, оператор взял крупным планом маленького мальчика, в котором, не веря своим глазам, Парфис узнал себя. Мальчик боязливо оглядывался по сторонам, а потом, заметив, что его снимают, отчетливо посмотрел на Парфиса и помахал. Потом он указал пальцем в сторону табло – там большими красными буквами было написано: "Прощай, Парфис".
* ата, ахчи - отец, деньги (перевод автора)